— Что для вас искусство? Вы отделяете искусство и современное искусство?

Я не разделяю мнение, что существует старинное искусство и современное, и будет существовать какое-то будущее искусство. Искусство — это то, о чем мы все с вами договорились называть «искусством» и «предметами искусства». Вот договорились мы называть предметом искусства унитаз Дюшана, вот значит это и будет предметом искусства.

— Что такое нейрокино?

Нейрокино — это то, как ваша эмоциональная и физиологическая реакция влияет на просмотр видео-сюжета, который, в свою очередь, влияет на вас. Вот такой био-кибернетический цикл, приводящий в движение всю материю этого кинопоказа.

— Как в искусстве используются нейрокомпьютерные интерфейсы?

Нейрокомпьютерные интерфейсы достаточно активно используются в современном искусстве. На мой взгляд, они могут использоваться еще более активно, если производители каким-то образом начнут под потребности художников выпускать технические инструменты, потому что все, чем сейчас пользуются художники — это медицинские, по большей части, приборы. Использование этих устройств связано с тем, что художники работают с компьютерными технологиями. А нейроинтерфейс – это некое устройство которое позволяет коммуницировать между чем-то и чем-то, между разными средами, между человеком и компьютером. Коммуникация между человеком и компьютером с помощью нейроинтерфейсов позволяет получать новые, достаточно интересные результаты с фиксацией эмоциональных состояний. Главная идея использования нейротехнологии — это сокрытие, растворение жеста исполнительского от зрителя.

— Что такое медиа-арт, art&science? С какими проблемами они сталкиваются?

Новые медиа — это те технологии, которые работают с новыми технологическими приемами, языком, который возникает в силу развития нашей цивилизации. То есть, если старые медиа – это какие-то механические устройства, станки и кинопроекторы, то новые медиа — это все, что появилось и связано с электроникой, с компьютерами, с био-технологиями и так далее. Новым медиа, в том числе, становится и тело человека, как объект исследования его биологической составляющей, биологической функциональности. Принципиальное отличие современного художника от художника предыдущих поколений — то, что современные художники не иллюстрируют нашу реальность, не описывают её, они её моделируют. Они создают прототипы будущего, меняют наше отношение к современным предметам, которые находятся в повседневном обиходе. Зачастую медиа-художники используют технологии буквально из лабораторий научных. Здесь можно сказать о том, что и art&science — это как раз то, что будет, по всей видимости, активно развиваться в 21 веке. Художники нуждаются в контакте с наукой, потому что они работают с изменением реальности. Здесь мы в чем-то сходимся с учеными, у нас одинаковое отношение к тому, чем мы занимаемся — мы исследуем. Однако инструменты исследования у нас разные, и результаты могут быть разные, но мы можем помогать и дополнять друг друга.

Если говорить о проблемах… Проблемы везде всегда одинаковые. Да, проблема — это человек. Человек не хочет меняться, человек ленив. А меняться мы будем вынуждены, потому что технологическая составляющая нашей цивилизации по своему накалу, по скорости изменения превышает скорость изменений человеческого сознания. И в какой-то момент она уже обгоняет нас, но мы этого не осознаем. Вот сейчас даже политики стали говорить о том, что грядут изменения, появится искусственный интеллект, но вообще-то мы уже в этой парадигме достаточно давно существуем.

— Как массовый кинематограф относится к современным технологиям?

Здесь я хочу отметить один такой негативный момент. Я понимаю, что искусство, киноискусство и театральное искусство работают на таких противопоставлениях: черное-белое, свой-чужой, злой-хороший. Это очень хорошо воспринимается публикой, вызывает жалость, когда главной герой кого-то убивает, мы хотим вступиться за этого человека. Это естественные методы работы того искусства, которое сквозь тысячелетия пробивало свой опыт, нащупывая подобный способ манипуляции зрительским сознанием. Театр и кино любят манипулировать массовым сознанием через такое воздействие: показать робота как некого убийцу человечества. На самом деле, по-моему глубочайшему мнению, самым злым существом на этой планете является человек. До сих пор человек причиняет страдания живым существа: курам, свиньям, коровам. Их разводят только ради того, чтобы убивать и есть. Технологическая составляющая — она нейтральна. Я бы даже сказал наоборот, по своей логике, она сохраняет нашу жизнь: автоматические камеры фиксации, которые фиксируют скорость на дороге и говорят «эй водитель, не надо гнать слишком быстро». И сейчас, если мы возьмем СМИ, то увидим упоминания об искусственном интеллекте только в отрицательном контексте, которые будут говорить вам о том, что ИИ поработит и захватит весь мир, непременно, как Терминатор… это будет какая-нибудь страшилка про то, что исследования и дорогие разработки ни к чему не приведут, они разорят нашу прекрасную стабильную экономику.

Еще одна страшилка: что ИИ обязательно уничтожит нашу культуру, непременно разнесет её в клочья и погибнет наша великая, прекрасная, добрая и пушистая человеческая идентичность. Вот таких страшилок есть целый набор, которыми в разных сочетаниях манипулируют эти жонглеры, назовем их так, которые говорят, что все плохо, все развалится, все пропадет. Если мы вспомним историю, так было всегда. Появилась ядерная энергетика — все, мы все завтра умрем, нас всех завтра уничтожат; появился пулемет — да, все, мы друг друга уничтожим. Какая бы технологическая, причем глобальная составляющая не появлялась, она всегда вызывала отторжение — это боязнь нового, боязнь того, что это каким-то образом повлияет на нас. Это связано с нашей человеческой природой, это мы всегда нападали, мы всегда уничтожали, мы продолжаем этим заниматься. Это собственно говоря — часть нашей истории. И не знаю, наверное, настало время как-то меняться, иначе к этому относиться. Перестать применять те же технологии, чтобы друг за другом следить, уничтожать и порабощать. Это не технологии нас порабощают, это мы порабощаем друг друга.

— Какова роль куратора в современном искусстве?
Вы знаете, я в роли куратора несколько раз оказывался. Это такая ответственность… Роль куратора как роль продюсера, человека, который занимается реализацией, концептуализацией каких-то вещей. Я думаю, что такие люди очень нужны, они взваливают на себя огромный труд для структуризации того художественного процесса, его правильного донесения до зрителя. Я думаю, что это очень важная, хорошая и нужная работа.

— Как вы видите свою публику?
В первую очередь, меня понимает публика, которая хорошо вписалась в современный технологический мир, которой понятен язык технологий. С этой публикой мне достаточно легко общаться. А с публикой, которая приходит и говорит с ультиматумом «а я ничего не понимаю, а что это такое, а зачем это нужно?», — я, честно говоря, иногда теряюсь, и не знаю, что сказать.

— Надо ли «женить» современное искусство и публику в провинции?
Сложный вопрос. Во-первых, технологическая цивилизация живет везде. Она добралась до всех уголков. У всех есть телефоны, телевидение, все пользуются электрическом. Проблема в том, что когда туда приходит цивилизация, то она приходит не самым своим приятным лицом, в виде, например, телевидения. То телевидение, которым его задумывали изобретатели — его нет. То, что сейчас называют телевидением — это адская пропаганда. Даже не в смысле пропаганда политическая, а пропаганда низковкусия, сложно подобрать отрицательные эпитеты, это зло. А само телевидение проникло везде, для него нет границ, у всех есть телевизоры, у всех есть радиоприемники, можно слушать радио. Я вот не поклонник телевидения, я поклонник радио.

— Какой месседж у вас есть как у художника?
Сказать, что мы все умрем — это ничего не сказать. Это слишком примитивно. Мы все не умрем, но мы все изменимся в том или ином виде. Практически то, что мы сейчас наблюдаем — вариант технологического бессмертия. В любом случае, тот объем цифровой информации, который мы уже сейчас оставляем после себя, он поразителен (количество фото, видео и так далее). Она растет с каждым годом, и здесь вопрос: как это все потом хранить? Поскольку я застал все этапы развития интернета, то даже старые сайты рунета невозможно уже увидеть. Была попытка архивировать этот интернет, но там тоже всё найти нельзя. Я как-то столкнулся с этой проблемой: давал интервью одному сетевому известному журналу, а этот журнал, по непонятной причине, вдруг закрылся, исчез, и исчезло это интервью. И я его не нашел нигде, то есть оно исчезло бесследно, стерлось. Проблема, на самом деле, просто в сохранении этого огромного цифрового контента. Насколько долго информация будет жить после нас? Это отчасти такой слепок нас самих.

Первый нейротеартральный спектакль «Нейроинтегрум», который мы делали на новой сцене Александринского театра, посвящен был именно этой теме. Мы не просто общаемся с социальными сетями, они коммуницируют с нами при помощи определенных, так называемых, эмоциональных интерфейсов, которые вычисляют наш профайлинг и знают о нас очень много. Например, у Facebook есть вариант, кто унаследуете ваш аккаунт после вашей смерти. Это еще один уровень понимания бессмертия, кто будет отвечать после вас на ваши вопросы? А что, если этим унаследующим после вас алгоритмом, будет ваш собственный алгоритм, работающий на основе ваших реакций, вашего профайлинга? Будет ли он той личностью, сможет ли он совершенствоваться, будет ли это продолжением вас, будет ли он обладать юридическими правами, будет ли он обладать самосознанием, будет ли он наследником ваших финансовых средств, как он будет распоряжаться ими….? Никто не отвечает на эти вопросы. Я думаю, это та территория, на которой искусство может очень хорошо общаться со зрителями и говорить на эти темы.

— Зачем нужны художники?
Понимаете, это все равно, что задать вопрос: а зачем нужны кошки, а зачем нужны люди, а зачем нужны деревья? Они просто есть. Художник — это определенное состояние ума и души человека.